Вагончик

Вагончик Одноактная пьеса. 2011 Светлой памяти Виктора Васильевича Кремлева ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА Сергей, 45 лет. Володя, 45 лет. Марина, 43 года. Тетка Настя, 52 года. Хохлы, таджики — одним словом, гастарбайтеры. Действие происходит в наши дни, в Москве, в вагончике церковного сторожа. В полумраке, вдоль еще закрытого занавеса, идут двое: Володя и Марина. Мужчина одет со вкусом, в дорогой длиннополый кожаный плащ и в модную кожаную кепку. В руках у него портфель и огромный целлофановый пакет с продуктами. На женщине тоже дорогое норковое манто, но сидит оно на ней как-то боком и у плеча надорвано. На ногах у Марины несколько старомодные туфли на низеньком каблучке, на голове — совершенно немыслимая фетровая шляпа с перьями. Распухшая нижняя губа у женщины кровоточит, под глазом у нее синяк. Володя. Ну, вот и дошли. Видишь, вон тот вагончик сразу за храмом. Вот там ты и сможешь пересидеть. Хотя бы первое время. Марина (останавливаясь, как бы про себя). Час от часу не легче. Володя. А что не так? Обычный старый железнодорожный вагон, переданный храму за ненадобностью. Там теперь церковный сторож обитает. Мой старый друг, Серега. Парень он одинокий. Пригревает всяких там гастарбайтеров. Тебе, я думаю, место тоже найдется. Марина (настороженно озираясь). Набожных мне только и не хватало… Володя. Ах, вот ты чего боишься! Думаешь, к покаянию приведут? И вместо этой шикарной шляпки с пером жар-птицы обычный серый платок повяжут? Марина. Угадал. Володя. Ну, так что же тогда, если платок тебя не смущает? Марина. Первый мой муж, он из «новых русских», тоже был набожный. До умиления. Отстреляет, бывало, дюжину конкурентов, и к батюшке. Покается, отстегнет десятину на церковь Божию. Грехи ему и отпустят. Он причастится, и за свое опять. Так вот и маялся, бедолажный, пока всех своих конкурентов не положил. Зато уж теперь он праведник, депутат, каждое воскресенье в храме, приют для сирот отстроил. С моей лучшей подругой в третий раз венчался. Володя. Здесь отношения несколько иные. Местный батюшка еще той закалки. Двадцать пять лет отсидел за веру. За убийство может и от причастия отлучить. Лет так на …двадцать. Всё, как положено, по канонам. Марина. Законник. Из тех, что за брюки — адом грозят и ногами топают. Так эти еще ужасней! Володя. Да тебе, как я вижу, не угодишь. Но, может, все-таки для начала сходим с тобой в вагончик? Посмотришь, как там да что. А потом уж и определишься… Тем более что не к батюшке, а к Сереге тебя ведут. Марина. Ладно, веди, Вергилий. (И она, еще раз с тревогой оглянувшись по сторонам, направляется за Володей.) Как только они уходят, занавес открывается. Сцена представляет собой длинное кишкообразное помещение, разделенное занавеской на две почти равные части. Это — видавший виды обшарпанный железнодорожный вагончик. Все окна в нем занавешены. В левой части вагончика располагаются узкий деревянный топчан и откидной стол с двумя стульями. На столе — добротная, еще советских времен, железная настольная лампа, заварочный чайник, чашка. Здесь же в беспорядке разбросаны тетради, книги. В левом верхнем углу вагончика развешены самые обычные картонные иконки с теплящейся под ними лампадкой. А чуть ниже и правей иконок — в самом причудливом беспорядке наклеены вырезки из газет, журналов, кино- и театральные плакаты, с которых смотрят разные актрисы, чем-то очень похожие на Марину. В правой части вагончика стоят нары, множество лопат, ведра. Здесь же располагаются умывальник, длинный крытый клеенкой стол, две длинные некрашеные скамьи и черная от копоти буржуйка. У буржуйки свалена поленница дров, стоит ведро с углем. И всюду, как над буржуйкой, так и над столом и ведрами, на бельевых веревках развешены портянки, мужское и женское нижнее белье, рубашки, брюки, джинсы. У нар с одиноко лежащей на них пожилой женщиной стоит Сергей. На нем серый свитер, джинсы. На ногах кирзовые сапоги. Сергей (отстраненно, протягивая лежащей чашку с чаем). Ну как, тетка Настя, не полегчало? Тетка Настя. Полегчало, сынок, а как же! Сейчас вот попью чайку, слезу с полатей да и подмою пол. Сергей. Да разве же я к тому. Просто интересуюсь. Тетка Настя. Ну, так и я ж про то. Мы ведь на Бога, поди, работаем. А Он благодать дает. Как же Он может своим работникам и не вернуть здоровья?! Сергей (присев у нар на табурет и начиная стаскивать сапоги). Всякое, знаешь, бывает в жизни. «И смерти подвластны все». Что свои, что чужие. Тетка Настя. Типун тебе на язык. Что ж ты меня заживо-то хоронишь?! Сергей. Прости, тетя Настя. Это я просто, к слову: на Бога надейся, мол, а там уж, как оно вывезет. Тетка Настя. Да что ж я, плошаю, что ли? Думаешь мне охота куковать, ото, на твоих перинах, когда дома семья голодная. А я, вместо того чтобы копеечку зарабатывать, болею, как паразитка. Прекращая бесполезное пререкание, Сергей стаскивает сапоги и ставит их сушиться под буржуйку. Затем наливает в чашку кипятку из чайника и открывает сахарницу. В вагончик входят: в который уж раз настороженно оглянувшаяся Марина, а вслед за ней — Володя. Володя (закрывая дверь на щеколду). Проходи. Чувствуй себя как дома. Узнав Сергея, Марина непроизвольно прикрывает ладонью синяк под глазом и замирает. Затем ее рука медленно опускается. И она продолжает стоять под дверью, уже холодно и спокойно глядя в глаза Сергею. Тоже узнав Марину, ложка за ложкой Сергей продолжает накладывать сахар в чашку. Тетка Настя (Сергею). Э-э-э! Смотри, куда сахар сыпешь. На стол льется! Сергей прекращает набрасывать сахар в чашку, но по-прежнему неотрывно смотрит на Марину. Тем временем Володя бойко подскакивает к столу и начинает выкладывать на столешницу продукты из пакета. Володя (беззаботно, выкладывая продукты). Перед тем как идти к тебе, заскочил я в «Пятерочку» за продуктами. Стою в очереди. И вдруг замечаю, как у соседней кассы какие-то два качка подхватывают под руки хрупкую даму в шляпке с перьями и под предлогом, что она у них в магазине курицу утаила, волочат ее в подсобку. Дама, естественно, возмущена: кричит, брыкается, пытается от качков отбиться. Но те держат ее не по-детски крепко. А все кассирши, что самое любопытное, этих скуластых ребят в кожанах явно впервые видят. Но от страха головы опустили. И делают вид, что ничего особенного в супермаркете не происходит. Но я-то вижу: лажа. Бандюки или фээсбэшники, но режиссуры-то никакой. Всё на скорую руку сметано. Да и играют — так себе, как в современном сериале. Вот я и вписываюсь в историю. «Ах, вы — гоп-стопники!» — и по рожам. Дама, естественно, наутек. Но один достает ее. Тогда она его за руку как укусит! Тот от боли аж вытянулся, бедняжка. Но профи есть профи, тут же и даме выписал. Та под кассу так и улетела. Я — другого бутылкой по голове, укушенному — хук в промежность, ору что есть мочи: держите киллеров, убивают! — подхватываю даму и к тебе ее волочу. Привечай, брат, гонимую и обремененную. Сергей (наконец-то беря себя в руки). Поставь, пожалуйста, чайник. Володя. Сию минуту. (Направляется к буржуйке и ставит чайник.) Развернувшись, Марина устремляется к выходу. Налетев на закрытую дверь, оборачивается к Сергею. Марина. Откройте, пожалуйста, дверь. Володя. Сейчас… Попьем чайку, пообщаемся… Марина (несколько свысока, небрежно, снова Сергею). Не будете ли вы так любезны открыть мне дверь! Сергей (подойдя к двери). Пожалуйста. Марина (чопорно поклонившись и уже направляясь за дверь). Благодарю. Володя (бросаясь за ней вдогонку, Сергею). Ну куда ты ее?! Соображать надо! За сценой слышны удаляющиеся шаги. Затем голос Володи: — И куда ты пойдешь, подумай?! Эти ребята — профи. Из-под земли найдут! И голос Марины: — Отпустите меня, я кому сказала. А ну, отпусти! Доносится резкий треск рвущейся материи. И голос Володи: — Ну вот. Докривлялась, звезда экрана. Ладно, пойдем уже, починим тебе манто. Ну надо же хоть когда-нибудь закончить эту историю. И испуганный возглас Марины: — Ой, они! И голос Володи: — Нет. Это тетки-Настин Басик. Через пару секунд Володя вводит в вагон Марину. В руке у Володи разорванное Маринино манто. Марина входит в вагон подчеркнуто равнодушная. Всем своим видом она показывает, что ей глубоко безразлично, куда и зачем ее ведут. Снова пугливо оглянувшись, она послушно следует за Володей и даже несколько раз глубоко зевает. Володя (поддерживая Марину под локоть). О, девочка притомилась. Хочет баиньки. Сережа, может, уступишь ей свой топчанчик? Сергей (бросаясь первым за занавеску). Сейчас постелю. Володя (проводя зевающую Марину через весь вагончик, к топчану). Спокойно. Сюда, родная. (И, снимая с нее манто.) Вот так, осторожненько. И в постельку. Чайку горяченького хлебнешь? Марина (легко входя в роль не то больной, не то до донышка опустошенной жизнью женщины). С удовольствием. Володя (помогая Марине забраться под одеяло, а глазами указывая Сергею, чтобы тот поспешил за чаем). Укутаем нашу девочку. Тем временем Сергей уходит за занавеску, наливает там полную чашку чая и спешит с ней назад, к Марине. Тетка Настя (шепотом, вслед ему). Ты бы в милицию б позвонил! А что, если она бандитка? Сергей (протягивает чашку с чаем Володе). Только смотри, кипяток. Володя. Погоди пока. Может, она уснет. Марина (вскидываясь). Нет, нет! Я хочу горяченького! (Выхватывает чашку из рук у Володи. Садится на постель и пьет. Потом закашливается.) Володя. Осторожней. Марина. Ой, какой горячущий. А закусить у вас чем-нибудь не найдется? Володя (Сергею). Сыр тащи, буженину, яблоки. Всё тащи. Дама желает ужинать. Сергей вновь устремляется через весь вагон к столу, на который Володя выложил накануне принесенные им продукты. Сгребая в охапку всё то, что лежит на столешнице, Сергей уносит продукты на свой письменный стол, к Володе. Тетка Настя (ему вдогонку). Да зачем же ей столько сыру? Это ж на всех принесено! И вновь не обратив внимания на замечание тетки Насти, Сергей выкладывает продукты на стол около топчана, на котором уже сидит, с головой укутавшись в одеяло, подрагивающая Марина. Володя. Отлично! А нож? Серый, ты нож забыл. Сергей снова бросается через весь вагон к столу у буржуйки. Поскальзывается. Едва не падает. Почти вприпрыжку подскакивает к столу. Марина, следя за ним, вдруг начинает громко и весело смеяться. Марина. Боже, какой нелепый! А мне говорили, монстр. Если и монстр, то весьма забавный. Как беременный скорпион! Да, да, именно — беременный скорпион! Володя. Скорее, глупый бодливый козлик, так и не выросший в заправского вонючего козла. Марина. Ну да! А как же студентки ВГИТИСа, которые из-за этого козлика вены резали? Володя. Так когда это было! Двадцать пять лет назад. Марина. И всё равно ведь — резали? Володя. Резали. Из-за демоноподобного красавца, в будущем — Режиссера! А теперь это что такое? Самый обычный церковный сторож, очень похожий на ученого пса на пенсии. Хочешь, он исполнит любое твое желание? Ну, скажем, принесет нам нож в зубах? Сережа, але — оп! Подыгрывая товарищу, Сергей и впрямь берет в зубы нож и, возвратившись на другую половину вагончика, вытягивает голову к Володе. Володя (беря нож из зажатых зубов Сергея). Ну, молодец. А — служить?! Сергей поджимает руки к груди и, как заправский пес, начинает ходить вокруг себя на цыпочках. Володя. Отлично. А колбаски? (Сверху вниз вбрасывает кусок буженины Сергею в рот.) Сергей послушно закусывает колбаской, продолжая по-прежнему держать руки по-псиному у груди. Марина. Как гадко! Нельзя ли, чтобы он снова превратился в человека? Сергей (опуская руки, к Володе). Подай манто. Володя (протягивая манто). Пожалуйста. Сергей присаживается к столу, достает из ящика коробок с нитками и иголками и начинает чинить манто. Володя. И такой рукодел пропадает зря. Возится тут в вагончике со всякими гастарбайтерами. А мог бы быть верным мужем, любящим отцом большого и дружного семейства, способным не только починить манто, но и одарить жену нежной улыбкой. Сергей, улыбку! Сергей (пришивая рукав). Утонул. Володя. Вот вам и Человек во всей красе. Что заказывали. Сергей. Сходил бы ты за водкой. Володя. Даже так? А, собственно, почему бы и нет? Вы пока поболтайте тут, а я сбегаю. Марина (испытывая некоторую неловкость). Может, не надо? Сергей, видно, почувствовав то же самое, застывает с шитьем в руках. Володя. Да вы пообщайтесь тут, пообщайтесь. А то ведь ни разу в жизни так толком и не поговорили. Вот и познакомьтесь поближе. А я через десять минут вернусь. Володя уходит за занавеску. Тетка Настя (вдогонку ему, шепотом). Это кто, не жена, случаем? Володя (убегая). Не жена. Тетка Настя (сама с собой). Неужто же та, с картинок? Нет, то — актриса, в кино снималась. А вроде б как и похожа? А что, если та и есть? А я ему сыром тут попрекнула. О, дура! Как бы еще не выгнал. Некоторое время Сергей и Марина молча смотрят вдогонку умчавшемуся за занавеску Володе. Затем Марина осторожно прихлебывает из чашки. Марина. Ого, какой крепкий! Настоящий чифир. Такой чай на зоне у нас заваривают. Сергей. А ты что, и там уже побывать успела?!.. Марина. Да нет! Это муж у меня, шестой. Или пятый?.. Во память, ничего не помню! Ну, одним словом, предприниматель. Так это он сидел и часто потом чифирил на даче. Ну и меня, естественно, приучал. Сергей. А что это за качки к тебе, в супермаркете? Марина (испуганно косясь на окна). Да так, ерунда, в общем-то. Не обращай внимания. Сергей (пришив рукав, откусывая нитку). А то смотри, если надо, можешь пересидеть у меня в вагончике. Второй топчан поставим. Или нары сколочу. Места хватит. Марина (с иронией). Заманчивое предложение. Сергей. Ты меня прости, если я снова не то сказал. Марина. Нет, нет. Всё то. Не обращай внимания. Просто смешно, ей-богу! Всю жизнь от тебя бежать, чтобы в конце концов оказаться здесь и снова услышать от тебя… Забавно. Сергей. Послушай, Марина, я понимаю, что я был неправ в тот вечер. Сказать семнадцатилетней девушке, чтобы она бежала из ВГИТИСа, когда та стремится стать актрисой, глупо. Но мне самому в те годы было не намного больше. И я просто хотел предостеречь тебя. Спасти… Марина. …от самого себя? Ах, Сережа, Сережа, если б ты только знал, как же я возненавидела тебя в ту минуту! Лицемер, негодяй, ханжа! Да как же ОН смеет мне говорить такое?! Наперекор всему я стану-таки актрисой! Настоящей! Без дураков. И двадцать пять лет я от тебя бежала. Пусть кто угодно, думала, лишь бы не этот «учитель жизни» с задумчивыми глазами. Ну а ты «помогал» мне письмами! Да, кстати, зачем ты мне их писал?! Что они могли изменить? Ну что?! Я их рвала, не читая даже. Рвала и только сильней тебя ненавидела. И на этой сжигающей меня ненависти… (только сейчас понимая это) я и взошла, наверное?.. Ломала судьбу: и себе, и людям. Словно в аду горела, но играла! Ну а теперь, когда вся моя жизнь превратилась в пепел, вдруг вновь возникаешь ты и предлагаешь мне остаться с тобою здесь? (Напевает.) «Нас не догонят». Чушь, еще как догонят! Всех и всегда. А бесы над нами вволю повеселятся. Ты слышишь эти гнусавые голоса? Это они хихикают. Сергей. Нет, это ветер железом по крыше шаркает. Давно бы пора подбить. Да руки не доходят. Марина (тянется к сигаретам). Я закурю. Позволишь? Сергей. Кури. Марина (вытягивая пачку с сигаретами из кармана джинсов). А батюшки не боишься? Говорят, он суров у вас, из отсидентов. Еще выгонит тебя за этот великий грех из вагончика? Сергей. Спички нужны? Марина (щелкая зажигалкой). Зажигалка. Марина прикуривает, с удовольствием несколько раз глубоко затягивается. Тетка Настя (из-за шторы). Кому там жить надоело. На божьей земле не курят. Марина тушуется, хочет скомкать окурок. Сергей (показывая, чтобы она не делала этого. И — тетке Насте). Да она не в затяжку. (Марине.) Ваше манто, мадам. Марина (продолжая курить, осматривает манто). Прямо как от кутюрье. Ты, видно, в детстве в закройщики собирался. А в театр только так пошел: постольку-поскольку… Тетка Настя (из-за шторки). Фу, надымили. И так носки сохнут. Совсем продохнуть нечем. Сергей (тетке Насте). Сейчас, тетка Настя, я окно вам открою. Тетка Настя. Ой, нет, не надо. Уж лучше дымок пускай, чем этот холод собачий. Марина (с благодарностью улыбнувшись, тут же прячет взгляд от Сергея). Где же там Вовик запропастился? Что-то в горле пересохло. Сергей. А хочешь, я чай поставлю? Марина. Нет, нет. Я уже насытилась. В вагончик с пакетом в руках влетает Володя. Широким размашистым шагом он направляется мимо нар с вяжущей на них свитер теткой Настей на левую половину вагончика. Марина (заслышав его шаги). А вот, кажется, и он. За занавеску входит Володя. Марина. Легок на помине. Володя (выставляя две бутылки с водкой и пакет с яблочным соком на стол). Что, заждались?! Обычный чаек не греет? Хочется огненной воды?! Марина. Ой как хочется! Володя (откупоривая бутылку). Подставляй бокалы! Сергей. Ну, зачем ты по целой чашке? Марина. А чтобы сразу прогреть всё внутри. Володя. Ну что, за встречу? Марина. Угу. Фу! (Выпивает всю чашку в один прием.) Хороша водица! Так и разошлась по жилочкам. Теперь и жить можно. (И к Сергею.) А ты почему не пьешь? Зашился? Володя (уже закусывая, с ухмылочкой). И, между прочим, это ты его и зашила! (Смеется.) В институте все наши в тайне ему завидовали. Красавец — и при этом такой талантливый. Умный — и в то же время истинный Дон Жуан. На пьянке о Гамлете такого понарасскажет, что прямо хоть книгу за ним записывай. А сядем, бывало, пульку с ребятами расписать, мизер при трех тузах умудряется как-то выкрутить. Одним словом, супер. Баловень судьбы. И тут вдруг возникаешь ты. С виду очередная легкая жертва для нашего Дон Жуана. Хрупкая, смазливенькая простушка с явно провинциальным произношением. Он, естественно, к тебе подруливает. И, должно быть, впервые в жизни получает от девочки по сопатке. Дон Жуан наш, конечно же, не сдается. Пробует охмурить строптивицу то так, то эдак. Но она даже разговаривать с ним не хочет. Всякий раз разворачивается и молча убегает. Марина. Да я просто его боялась. Знала, открою рот, обязательно уболтает. Потому и молчала, как партизан. Володя. Не важно, почему ты там с ним разговаривать не хотела. Важно совсем другое. Преображения, так сказать, начавшиеся с нашим супером. Вначале бросает наш Дон Жуан пить с пацанами водку. Затем замечаем, что и со слабым полом тоже всякие сношения прерывает. И начинает вести себя, как полный стопроцентовый неудачник, сиречь круглый и окончательный идиот! Достанет, бывало, твою фотку, — сорвал ее где-то там со стенда с отрывками на экзамене, — поставит ее на стол. И смотрит на нее, смотрит. А потом взял да и в Афган свалил. Полгода не доучился. Хотя его преддиплом самому Ефремову понравился. Его на заметку взяли, как молодого перспективного режиссера, хотели даже в Москве оставить, а он… в Афган. Такая вот история. Марина. А я думала, ты перевелся… Володя. Перевелся. В Афган. Сергей. Ладно, замнем (одним махом опорожняет целую чашку водки и, подставляя уже пустую, прислушивается к себе). Наливай. Володя (с готовностью разливая остатки водки по чашкам). Ну почему — замнем? Страна должна знать своих героев. А он, между прочим, герой реальный. Два ордена, три медали. Сергей. За спасение утопающих. Володя. Не слушай его. Это он скромничает. Сергей, ты покажи даме крест… Сергей. Володя, успокойся. Давай лучше выпьем. Ну что, за искусство, что ли? Марина. Нет, погоди, пожалуйста. Что-то тут не стыкуется. ВГИТИС, Афган, вера. И всё в один присест?! Сергей. Ну почему же? Поверил я значительно позже. Уже после того, когда с войны вернулся. А тогда, в Афгане, меня просто мутило от самого себя. Грызло, что с тобой не вышло. Вот я и попытался забыть обо всем. И вначале мне это действительно удавалось. Простая жизнь. Простые отношения. Здесь — свои, там — чужие. Стреляй не хочу. Изливай боль. Или злобу. Кому что нравится. Но вот однажды, когда я, раненый, в плен попал и духи хотели сорвать с меня благословленный бабушкой медный нательный крестик, я не позволил. И тогда они предложили мне альтернативу: либо в своих пулять, либо крест на груди и пулю в лоб. Я выбрал последнее. Просто из духа противоречия. А идите вы, думал, куда подальше. Жизнь не сложилась, хотя бы умру героем. Ну, вот крест на груди они мне вырезали, а пристрелить не успели. Наши отбили. Так я и оказался атеистом с вырезанным на груди крестом. И только потом уже, после дембеля, как-то нечаянно в храм зашел. И тут меня прошибло. Как будто домой вернулся. Бегал, бегал, и — домой. И вот я здесь, при храме. Марина. Но почему только сторожем? В батюшки, что же, не собираешься? Володя. Во! И я каждый день про то! А он ни в какую. По канонам якобы не положено. Как бывшему блуднику и убийце. Сергей. Володя, поставь чайку. Пожалуйста. Вздохнув, Володя отходит за занавеску, ставит на плитку чайник. Володя (ставя чайник, себе под нос). Каноны… придумали. (И громче, чтобы его расслышали Сергей и Марина за занавеской.) Да и когда эти каноны писаны?! Две тысячи лет назад! А теперь жизнь-то — совсем другая! Тетка Настя. «Христос один: вчера, и днесь, и во веки вечные». (Крестится.) Володя (отмахнувшись). Вон, в Египте Евангелие от Фомы нашли. Так по нему выходит, что Христос вроде бы был женат. На Марии Магдалине. Тетка Настя. Тьфу! Кощунник! И как земля тебя только носит! Это же надо, сказать такое! Спаситель — и… Даже слушать тебя не хочу, пустобрех несчастный. Володя. А сыр мой есть будешь? Тетка Настя. Да ни за что на свете! Володя. Даже когда я уйду отсюда? Тетка Настя. И не взгляну на твой клятый сыр. До полного твоего раскаянья. Володя. Ну что ж, это уже серьезно. А тем временем, после короткой паузы, за занавеской. Марина. Не жалеешь? Сергей. О чем? Марина. Ну, о том хотя бы, что из театра из-за меня ушел. Сергей. В театр я только сейчас и прихожу-то. По-настоящему. Вот пьесу как раз дописываю. Володя (с чайником появляясь из-за занавески). В двадцать который раз. Лев Толстой. Марина. А о чем пьеса? Сергей. О жизни. О любви. Марина (отводя глаза). Жаль, что нельзя здесь танцы устроить. Сергей. Почему нельзя? (Лезет под топчан, вытаскивает из-под него огромный дедовский чемодан, а из чемодана — допотопный кассетный магнитофон, сдувает с него пыль, открывает нишу для кассет.) Вот. И кассета какая-то уже стоит. Марина. Включи, пожалуйста. Сергей включает магнитофон. Начинает звучать романс Рубинштейна «Клубится волною» в исполнении Ф. И. Шаляпина. Марина. Разрешите вас пригласить на танец. Сергей и Марина сближаются, начинают медленно кружиться в танце. Володя присаживается к столу, закусывает. В вагончик веселой компанией входят пара хохлов и несколько таджиков. Это — гастарбайтеры. Услышав странную музыку, долетающую из левой половины вагончика, они мгновенно притихают. Тетка Настя (шепотом, гастарбайтерам). Эта, с картинок его явилась. Празднуют. Старый хохол (тоже шепотом). Тогда лучше мы прогуляемся. Тетка Настя (шепотом). Прогуляйтесь. Прогуляйтесь. Гастарбайтеры выходят. Молодой хохол (выходя за дверь). Эх, живуть же люды! А тут, як собака тая… Старый хохол (последним покидая вагончик). Нэ гунды. Прорвемся. Тем временем на левой половине вагончика Марина и Сергей продолжают кружиться в танце. Марина (разглядывая афиши). Кошмар. И где ты их только понаходил? Даже эта, вон, из Толедо! Я сама ее раз-то всего и видела. Да и то в фестивальной программке лишь! Боже, как давно это было! Лет пятнадцать прошло, не меньше. Ну да, девяносто четвертый год. «Скаженная» Мокрицкого. Там еще текст: «Эти люди так часто меняют лица, что даже не замечают, как под действием чужих, сочиненных судеб мало-помалу хиреет их сокровенный сердца человек, как выжигается их душа, как искажается их собственное лицо. И они со временем превращаются в неврастеничных пустых гомункулусов, сиречь скаженных»… Марина резко останавливается и отстраняется от Сергея. Марина (глядя в глаза Сергею). А ты, оказывается, был прав… Это ведь обо мне написано. Скаженная, это правда. Странно, но меня только сейчас «прошибло». Кстати, твое выражение. Видишь, как я легко всё схватываю. А где же мой сокровенный сердца человек?! Молчи. Молчи! Этого ты понять не можешь. Ты — живой, настоящий. И слава Богу! Ладно: встретились, поболтали. Пора и честь знать. Не провожай меня! (Внезапно подхватив с топчана манто, Марина сует ноги в туфли, на голову напяливает шляпу и устремляется к выходу.) До встречи, мальчики! Пока, пока. Марина убегает. Сергей в растерянности смотрит ей вдогонку. Володя. Ну, и что ты стоишь?! Это игра такая: она — убегает, он — догоняет! Традиция, известная еще из шумеров. Или мне ее догнать? Сергей хмуро косится на Володю и молча бросается за Мариной. В этот момент с улицы доносится тихий Маринин стон — и тотчас чьи-то довольно быстрые удаляющиеся шаги. Потом раздается Сергеев крик: — Марина! Ну, гад! И Маринин захлебывающийся голос: — Сережа, не надо. Иди сюда! Володя выскакивает из вагончика. И почти тотчас же, пятясь спиной вперед, возвращается. Вслед за ним возвращается и Сергей. Он вносит на руках Марину. Манто на ней вновь разодрано, прижатые к груди руки в крови. Сергей (Володе). Скорую вызывай. И милицию заодно. Это — эти, из супермаркета. Поджидал прямо у выхода из вагончика. Пырнул — и сразу же убежал. Сергей проносит Марину за занавеску и осторожно укладывает на топчан. Володя (набирая номер сотового телефона). Во дела. Сергей (став на колени перед Мариной). Что?! Что ты сказала? Марина (с трудом проговаривая слова.) Не надо скорую. И милицию отмени… Я сама во всем виновата. Вот, взгляни. (Достает из кармана джинсов скомканную газету и протягивает ее Сергею.) Это — «Нью-Йорк-таймс» за двадцать второе августа сего года. Там, на шестой странице, небольшая заметка о моем дебюте на Бродвее. Один очень известный американский режиссер, Питер Тоушиц, может, слышали? Короче, он решил «Марию Стюарт» поставить. Увидел старый фильм с моим участием — и пригласил на роль. А я в последнее время сниматься отказывалась. Всё роли приличной ждала. И вот — дождалась. Естественно, обрадовалась. Только где взять денег на авиабилет до Нью-Йорка? И тут один из моих мужей, он художник, подделками занимается, предложил… чтобы я, пользуясь авторитетом кинозвезды, помогла ему продать одну картинку. Я и клюнула. Что мне еще оставалось? Но он меня сразу предупредил, чтобы в Россию не возвращалась. Узнают, что я подделку им, из-под земли достанут. Но я не могла в Америке. Тянуло сюда, на родину. Хотя бы глоточек воздуха. Только вчера вернулась. Решила пройтись по старым местам. Вспомнить молодость. Хожу, и всё время чувствую за собою хвост. А потом, в «Пятерочке», они меня и накрыли. (Володе.) А тебя я сразу узнала. Понимала, к кому ты меня ведешь. Но у меня не оставалось иного выбора. И хорошо, что так. Я счастлива. Впервые за много лет у меня на душе… радостно. (Сергею.) Сереженька, если можешь, прости меня. Сергей. Бог простит. И ты меня прости. Марина. Помолись за меня, хорошо? Марина в последний раз глубоко вздыхает и наконец замирает. Сергей (после некоторой паузы, закрывая Марине глаза). А ты красивая. Эти морщинки. Синяк под глазом. Спи спокойно, любимая. Володя стоит и виновато смотрит на Сергея. Тот поднимается, понимающе хлопает товарища по плечу, потом подходит к магнитофону и снова ставит известный романс Рубинштейна в исполнении Ф. И. Шаляпина. «О, если бы вечно так было!» — негромко звучит в вагончике. ЗАНАВЕС