Художник

Александр Федотов ХУДОЖНИК рассказ Ну, конечно – Бармалей был не прав. Кирпич полетел в открытую форточку, но зацепился за косяк, треснулся о защёлки и рама в больничной палате вылетела с протяжным выдохом и шумом. Больные закричали. Девушки всполошились, вскочили, и свет в палате потух. Бармалей перескочил наложенные доски, добежал до забора и протиснулся между двух прутьев, согнутых чьими-то неумеренными человеческими возможностями. Конечно – Бармалей был не прав. Но кто рассудит его, если выслушать всю историю с самого начала? Кто такие художники? Наверное, натуры творческие, ни на кого не похожие, даже, порой, на самих себя. Ну и что же вы хотите? Хотите, что бы художник стол собственной пародией и после всех творческих исканий превратился в простого обывателя с мыслями «от и до»? Бармалей рисовал с самого детства. Первые его успехи выявились в доме пионеров. Пророчили ему светлое будущее и преподаватели и родители. А только легко сказать, - труднее сделать. Первый шаг – художественное училище, которое готовило преподавателей для средних школ, далось Бармалею без труда. Бармалей рисовал, а учиться за него мог кто другой – кто угодно. Вот и пришлось с большим трудом, общими усилиями, преодолевая курс за курсом, особенно выпускной. Но что поразительно: в академию художеств в Ленинграде, Бармалея приняли сразу. Столь неординарный талант заметен был даже не специалистам. Что уж говорить о профессионалах, сама профессия которых сподвигла на простые решения, если перед ними появлялся настоящий талант. В Крым ездили со Змеем, Аркашей. Пейзажи Бармалей рисовал такие, что их с удовольствием покупали и те кто понимал что-то в искусстве и те кто в вопросах эстетики проявлял себя исключительным профаном. В Ленинград переехала мать Бармалея. Она устроилась работать дворником на Васильевском острове. Там же и получила служебную квартиру на третьем этаже здания Гоголевских времён. Бармалей рисовал. Карандашом он работал днём. А ночью писал маслом. Этюды и пейзажи только так выходили из-под его кисти. И профессора сравнивали его по трудолюбию с Ильёй Репиным, а по насыщенности красок с Левитаном. Правда по всем другим предметам у Бармалея стояла стабильная двойка. Но надо ли художнику исчислять звёзды, если он не собирается летать в космос или предсказывать погоду? Девять лет учился Бармалей в академии. Девять лет терзал он своих преподавателей. Когда ему изменила любимая девушка, он выбросил с третьего этажа тот самый диван, что являлся свидетелем особых человеческих отношений. А когда на улице ему сделали замечание на тему длинных волос и серьги в ухе, он не задумываясь дал наблюдательному собеседнику в глаз. На последнем курсе решили отправить Бармалея на стажировку в Италию. И подошёл срок и пора настала ехать. Да учился с Бармалеем сын секретаря Ленинградского горкома партии. Учился он так себе, а рисовал и того хуже. Но так случилось, что в окончательный список попал именно сын секретаря горкома, а не он – Бармалей. И тогда Бармалей устроил в Академии скандал. Ну и что! Отчислили Бармалея быстрее, чем приняли на учёбу и волчий билет давал право поступить в другое учебное заведение, но только на общих основаниях. Так, брали его в «Муху» на первый курс. А что вы хотите? Прав тот у кого больше прав. У Бармалея случился нервный срыв. Он резал холсты ножом, полосовал графику, рисовал карикатуры на профессоров. Отъезд домой – на Урал, случился само собой разумеющийся, даже без комментариев. А кем может быть художник, которого не востребовали по его основной профессии? Кем угодно, но только на 50 процентов. В душе он всё равно творит, да только его творчество никому не нужно. В больницу Бармалей попал не сразу. Но саму больницу он вспоминать не любил. Кололи там такую гадость, что и вспоминать не хотелось. А потом ещё санитары, контингент… Как-то Аркаша попросил Бармалея: - Саня, у меня жена поступает в Москву, в «Серовку». У тебя остались пейзажи старые. Выручай. Займи на творческий конкурс. Я тебя не обижу. Бармалей только махнул рукой. Так его пейзажи поехали в Москву и жена Аркаши поступила в «Серовку». А вот как его же пейзажи оказались в Америке, где были проданы с аукциона, - для Бармалея навсегда осталось загадкой. Зато Аркаша чувствовал себя вполне хорошо, и, временами, поощрительно хлопал Бармалея по плечу: «мол, всё хорошо, всё путём». Капитализм, есть капитализма. Причём тут старая дружба? После очередной отлёжки в «психушке», Бармалей стал искать себе работу, и нашёл её: живущий сложной духовной жизнью товарищ взял Бармалея к себе – помогать по хозяйству. Гараж друга увесился пейзажами Бармалея. Машина друга вымывалась руками Бармалея. Когда во время очередной весенней отсидки в психиатрической больнице Бармалею захотелось покататься на велосипеде, он перелез через забор, дошёл до ближайшей платформы и, сев на электричку, добрался до дома. Счастливого Бармалея забирали санитары под вечер, а объезженный велосипед пыльными колёсами стоял в коридоре. Несколько лет проработал Бармалей разнорабочим в музее. Носил старые холсты из кладовки в кладовку. Потом бросил. Бросил так, – просто надоело. Мать у Бармалея получала пенсию и подрабатывала мелкой торговлей. На жизнь хватало. Да вот только в самой жизни чего-то не хватало. А потом поиски художественного начала, без реализации поисков в нечто вполне реальное приводили только к одному – к очередному витку медицинских хлопот. Бармалей жил, пил пиво, пил таблетки и не замечал естественного хода жизни, как и вообще ничего иного не замечал. Мать Бармалея умерла неожиданно. Спала – и умерла. Через сутки Бармалей стал поить мать, тормошить её. Он вкладывал ей в рот жвачку и уговаривал её пожевать… На третий день приехали врачи. Одиночество и мир художественных образов. Этюдники и мольберт. Да ещё краски и кисточки. Что надо художнику? Художнику надо что бы кто-то оценил его труд. А иначе… Конечно, – Бармалей был не прав. И не надо было кидать кирпич в женскую палату областной клинической больницы. Но кирпич летел не в больницу и не в девушек. Кирпич летел в тот Мир, что не понял его… и не принял. А значит и вины нет никакой. Ибо виновато всё и все в нашем Большом и Ограниченном Мире.